Кого вселенная сожрёт? Поэт Павел Банников

          Первая часть разговора хоть и записывалась, но для разогрева была посвящена экономике и социальному положению общества в нашем государстве, то есть вещам, близким поэзии, содержащей, скорее, ненормативную лексику. Разминка длилась и длилась, мы погружались и погружались. Трудно делать интервью с человеком, с которым общаешься раз в неделю, даже учитывая мораторий на время литературного фестиваля. Время, которого на общение тогда у нас и не было. Оказалось, что собеседник изменился, что ответов я угадать не могу, поэтому слушали мы вместе с диктофоном внимательно, попивая чай, а Павел - не чай.

(….....)

П.Б. - ...невозможно самоизолироваться. А если ты самоизолируешься, то что? То кому ты на хрен нужен?

Ю.С. - но при этом кризис - благоприятная ситуация для поэзии, для творчества?

П.Б. - что мы понимаем под кризисной ситуацией? Знаешь, я не думаю, что нужно сводить всё к «художник должен быть голодным», должен страдать...

Ю.С. - нет, я имею ввиду вот что. Взять, к примеру, дневник Булгакова «Под пятой». Вокруг него там вихри — ультиматумы, страшная девальвация, последние подмётки и творчество прёт. Помнишь ситуацию в поэзии года четыре ещё назад: «Воздух» против «Ариона», те так пишут, эти так, и что? Всё это смело буквально. Для меня это всё теперь выглядит тем фрагментом из норштейновской «Сказки сказок», когда кот на лире играет на даче и с рыбалки возвращаются. У меня из-за этого разочарование в поэзии, Паша. Да и социальной поэзии какой-то не появилось в ответ на всё.

П.Б. - это из-за извращённого понимания гражданской лирики. Давайте у нас для тех, кто посложнее будет Дмитрий Быков, для тех, кто попроще — поэт Орлуша. Это сведение понимания гражданственности к штампованному набору. Но это же не так. У поэзии другие есть социальные аспекты, которые гораздо более важны и более продуктивны. А этот путь, он не продуктивен, это же повторяет всё, что было написано сто — сто пятьдесят лет назад. Повторяет старые формы, даёт то, что ожидает услышать публика. А давать нужно то, чего она не ожидает. Задача поэзии не удовлетворять спрос, а менять его и изменять вообще пространство в котором идёт работа мысли. Менять медийное пространство. Любой текст сейчас, он всё равно находится в пространстве медиа. Интернет окончательно вошёл в нас. Мы же сейчас подключены к сети постоянно. Вот смотри, мы сейчас с тобой сидим, у обоих мобильники, и это не просто способ обмена информацией, мы с тобой доступны для связи. Нам любой, кто знает наш номер, может позвонить, а это всё равно, как если бы двадцать лет назад человек пришёл к тебе в гости. Поэзия всё время действует в том же пространстве, в котором действуют новости, пропаганда, блоги. Нужно понимать что это пространство оказалось для всех. Изменилось наше отношение к общению. Ты всё время доступен и предполагаешь, что и все остальные люди, находящиеся в сети, тоже всё время доступны, и ты начинаешь ждать моментальной реакции. А в фейсбуке есть еще и функция такая, что ты знаешь, прочитал человек или нет. Вот ты видишь, он прочитал и не отвечает, и ты думаешь: «вот же сволочь-то какая, и молчит!».

У нас сейчас основные коммуникации в переписке.

Ю.С. - по телефону яразговариваю раз в день.

П.Б. - а переписываешься ты гораздо чаще. Я за день в переписке произвожу объем текста, равный статье. Процесс мышления идёт во время письма. Ты не во время речи формулируешь мысль, а в письме. Письмо и было одним из способов мышления, но для небольшого количества людей. Сейчас письмо стало способом мышления для всех. Это многое меняет и должно изменить и поэзию. Думаю, что это будут не новые формы поэтические, а новые формы донесения информации. Вот поэзия должна с этим работать. Быть в своём времени.

Ю.С. - Вчера я прочитал твой пост «стихи за 2015 год». У тебя есть как раз такой эффект — тебя всегда мало. Вот вроде собрал вместе — объём, а когда читаешь на протяжении времени, то всё время не хватает. Ты создаёшь эффект отсутствия. Ты себя, кстати, не считаешь гражданским лириком? Твоя беспощадная фиксация местного бытия...

П.Б. - мне вообще кажется странным термин гражданская лирика, очень штампованное восприятие самого термина, я бы от него отказался. Вот есть поэзия, и хватит. Одна из первых вещей, которую я говорю студентам на своём семинаре: каждый раз, когда вы садитесь писать, задавайте себе несколько вопросов. Каждый раз. Кто я? Из какого времени я пишу? Из какого пространства я пишу? Если вы осознаёте хотя бы время и пространство, осознаёте то, что вы пишите в 2015 году в Алма- Ате, у вас получится с этим пространством и временем впасть в резонанс, и в процессе может получится текст, который это понимание передаст другому человеку. Так и рождаются тексты, фиксация. Но это же не просто фиксация, это способ монтажа, да, как в документальном кино. Документальное кино - это тоже не отражение реальности. Там кадры, которые ты выхватил из реальности и составил в определённый ряд.

Ю.С. - взгляд автора всегда есть, конечно...

П.Б. - и вот этот взгляд ты даёшь, и вот этот взгляд надо находить каждый раз. Это и есть вопрос - «кто я?»

Ю.С. - Паш, у тебя такая есть смелость, такая особенность, которуюя уже на протяжении лет наблюдаю, ты не стесняешься в высоких выражениях к тем, кого считаешь поэтом, в раздаче авансов. Я видел на твоей творческой встрече,что некоторых это шокирует. Тем более, зная, что поэты эти — твои «собутыльники», уж прости за откровенность. Но при этом — минимальные сбои. Почти все авторы начинают публиковаться, и возразить уже нечего тебе...

П.Б. - Могу назвать автора — Алия Кадырова. Она перестала писать стихи.

Ю.С. - ...то есть ты видишь в себе эту смелость литературтреггерскую... 

П.Б. - «Собутыльничество» и творчество, вещи, тем не менее, для меня не связанные. Мой хороший «собутыльник» — Дюсенбек Накипов, но я ему откровенно говорю, что то, что он понаписал за последний год, в большинстве пустые вещи, хотя «Время Рэ» зацепило, я уже не говорю про «Песнь моллюска», которую надо переиздать. У меня есть друзья, которые пишут плохие стихи, или перестали писать хорошие стихи, или перестали писать стихи вообще. Я разделяю личные отношения и отношение к тому, что человек пишет.

Вот, к примеру, Ануар Дуйсенбинов, я начал читать его стихи году ещё в 2009. Тогда это было сыро, но что-то вызревало. Когда он пришёл в позапрошлом году ко мне на семинар, мне не пришлось ничего говорить особенного, там всё было. И за последние два года он совершил просто какой-то скачок. Я понимаю, что не ошибся. Я увидел поэта и заявил во всеуслышание — вот, смотрите, поэт идёт. Или — вот он вернулся, когда говорим о Лёше Швабауэре. Поэт вернулся и вернулся обновлённым, или когда я говорю о Денисе Ибрагимове. Да, поэт. Как сложится дальше, не знаю. Но Лёша и Ануар встали на этот путь. Как у Марии Степановой: где поневоле сделался поэтом... Вот если сделался поэтом, всё, обратной дороги нет. Если они сейчас будут пытаться бросить, перестать писать, их просто вселенная сожрёт.

Ю.С. - ты читал уже «Новый мир» казахстанский?

П.Б. - прозу ещё не всю прочитал.

Ю.С. - Маша Вильковиская там есть...

П.Б. - Кстати, вот интересный поэт со своим методом. Есть ещё Заир Асим, но я больше его воспринимаю как прозаика. Это вопрос темперамента, мне кажется. У Заира темперамент прозаический, ему нужно пространство, чтобы разогнаться, и проза ему это даёт, а поэзия не даёт в девяносто процентах его текстов.

Ю.С. - в чём концепция твоей подборки - «Плохие стихи»? Это название на грани фола, ты флиртуешь с читателем, от тебя такого не ожидаешь...

П.Б. - я всегда много сомневаюсь. Все стихотворения в этой подборке написаны на одном дыхании. Обычно я много редактирую, а тут так совпало, я их все написал на одном дыхании. Совпал момент вдохновения и записи. Редко бывает. Я вообще мучительно пишу.

Ю.С. - резали подборку?

П.Б. - исключительно из-за вопросов российского законодательства туда не вошли два текста из тех, что я отправлял.

Ю.С. - а ты «Неву» читал уже? Тоже казахстанский номер. Валерия Михайлова, к примеру, читал?

П.Б. - да, тоже не полностью пока, но читал. Михайлов ужасен. Ужасный поэт.

Ю.С. - нет, я не вытягиваю тебя на то, чтобы такие вещи были в интервью, это внутреннее, мне кажется,номер «Невы» тему эту как раз и закрывает. Может не будем выносить это?

П.Б. - вот мы просто сравним казахстанский номер «Нового мира» и казахстанский номер «Невы». И увидим в некоторых материалах две не пересекающихся картины. И картина, которую даёт «Новый мир», она гораздо ближе к реальности. В казахском номере «Невы» попытались скрестить всё, не знаю, может журнал достаточно консервативен.

Ю.С. - так может быть, они попытались отразить всю картину? Там есть хорошие тексты, там есть Адильхан Сахариев, например. Но меня поразили опросы, в которых два разных мира, совершенно разные имена называются.

П.Б. - там есть хорошие тексты, да, можно отражать всю картину, но нельзя быть всеядным при этом!

Ю.С. - и что эти два номера для нас меняют?

П.Б. - мы недавно шли с Денисом Ибрагимовым, гуляли. Вот знаешь, говорят, что в Казахстане нет производства, а это не так. Мы производим впечатление. Производство просто огромное. Круглые сутки страна занимается тем, что производит впечатление. Тратим огромные бабки на внешний пиар, дикие деньги на ЭКСПО, ну, ладно, там хоть инфраструктура останется. Статьи про Казахстан в зарубежных СМИ, сделанные топорно, бездарно совершенно, хотя вот у нас есть поводы настоящие. Вот вышли казахстанские номера «Нового мира» и «Невы». Как ты думаешь, в постпредстве в Москве была презентация журналов? Я думаю, они туда даже не попали. Хотя вот повод для внутреннего пиара, вот, ребят, наших, молодых и не молодых опубликовали. Очень неплохой повод.

Ю.С. - есть ощущение, что в стране не осталось внутреннего мира, только внешние признаки государственности...

П.Б. - нет, этот год как раз был интересным и показательным. Существует естественная внутренняя солидарность нации. После селя люди собрались, помогали. Без распоряжений... Это есть, это меня радует. Не смотря на то, что гайки завинчивают. Но есть ядро людей, которые не жалуются, а любят эту страну, живут и работают.

…мы с тобой не поговорили о чём то важном ещё... что-то упустили...

Ю.С. - Про путь самурая?Шутка. Паш, ты меня напугал недавно заявлением о том, что ты встал на путь самурая, что это значит вообще?

П.Б. - для меня это не шутка, вот я сегодня написал про боль, это у меня такое совершенно дзэнское отношение. Для меня и правда одна из самых важных книг - «Хагакурэ» Ямамото Цунэмото. Кодекс самурая. Многое там смешно, когда сейчас читаешь. Книга написана четыреста лет назад, но многие вещи не меняются. Базовые вещи в психологии не меняются. Вот, например, страх и отношение к боли. Или вот есть три основных инстинкта — поесть, размножится и сохранить потомство, и на этом строится любой контроль власти. Что делает в первую очередь власть? Лезет к человеку в постель, лезет в карман и лишает права на самозащиту. Вот этот кодекс, дзэнские практики, они позволяют при размышлении освободиться от такого контроля внутри себя. И когда ты освобождаешься, можешь идти по любому выбранному тобой пути до конца, не взирая на то, что будет происходить вокруг.

Мне кажется, что к делу своей жизни надо подходить именно с такими принципами. Идти до конца.

Не получится? Никто не обещал, что получится. Но ты точно будешь уверен, что сделал всё для того, чтобы получилось. Вот ты упрёшься в стену кирпичную и будешь долбить её до конца. Грубо говоря, перенося на нашу почву, не станешь тем поэтом, который открыл новое в поэзии. Но за тобой будет кто-то, кто увидит твой путь, возьмёт кувалду, пробьёт эту стену и пойдёт дальше, и станет тем, кто изобретёт новое. Это значит, что ты исполнил своё предназначение. Ты проложил часть дороги для того, кто пройдёт следом за тобой.

(с) фото взяты с личной странички в Facebook